<> Иногда мне хочется надеяться, что я такая злая в силу определенных обстоятельств, плохой наследственности, et cetera. И только временно.
Впрочем, свою черную злобу я обычно никому не показываю, ибо нефиг глазеть на мое личное-сокровенное, и стараюсь быть добрым, спокойным человеком. Я и вправду добрый и спокойный человек. Когда не нервничаю. Но это уже другая история.
<> Иногда я считаю, что проще не ломать полдня голову над тем, как собрать кубик-рубик, а попросту раскрасить его стороны в нужный цвет. И это, на мой взгляд, приобретает особую сакральную приятность. А приятности, ясен пень, и в Африке приятности.
<> Иногда мне кажется, что окружающие меня люди и предметы наделены удивительным свойством оказываться в зоне непосредственной близости ко мне именно тогда, когда я этого пиздец как не желаю. Ни к чему плохому это, слава-комару-победителю, не приводит. Ни к чему хорошему тоже - что и заставляет задумываться о несовершенности бытия.
<> Иногда я начинаю верить в неизбежность тех или иных событий, что позволяет мне расслабиться, откинуться на спинку кресла и выпить чашку зеленого чая с мандариновыми корочками и мятой, а не носиться в истерике по потолку и стенам аки таракан, нажравшийся мелка "Машенька". Ибо неизбежность неотвратима - а значит, хоть жопу рви, никуда от нее не денешься, все равно накроет с головой.
<> Иногда мне в голову приходит мысль. Хорошая мысль. Вумная. Но до того отвратная, что я морщусь и вытрясаю ее из черепной коробки, мол, отстань зануда. А потом получаю хорошую оплеуху от Ее Величества Жизни. Больно, обидно - хоть реви белугой. А возразить-то и нечего, вроде как по заслугам.
<> Иногда я бываю уверена в том, что полоса черного ковролина рано или поздно закончится, и мои босые лапки ступят на свеженький зелененький газончик. И что все у меня будет. И все, в ком я нуждаюсь. И от этой уверенности мне становится так хорошо-хорошо, что я забываю смотреть под ноги. А это чревато неприятными последствиями.

Да, хотя, ладно, к чему я это все...
Уличный воздух снова приобретает ненавязчивый запах влажного апрельского вечера.
Лохматый зверьс зябнет, но продолжает жить.
Что нам, зверьсам, еще остается. Не подыхать же на черном ковролине, не кузяво это как-то.